Жить очень сложно. Очень мало любви и много одиночества. Долгих трудных часов, когда никого нет или, вообще, никто не нужен. Еще хуже в компании: или говоришь без умолку, или молчишь и всех ненавидишь. Тогда протягивает руку Бог. Когда уже не ждешь и не можешь просить.
Однажды все мне было не так. Приезжаю домой, а там новый кот лохматый, жена пустила. Вот, думаю, бестолочь, — своих 9 человек, а она еще тащит. Кот прыг. На стол. Это уж, слишком! Хлоп его. Сразу жалко стало. Нагнулся погладить, — кожа да кости, наверное, дачники выкинули, изголодался. Чуть не заплакал.
Что же круто? А если радио целый день у соседа по даче, и ни слова, а потерпеть, пока стройка кончится! Вот это действительно. Это будет круто. Пошел пробовать.
Было 4 года. Меня водили по соседям, ставили на табуретку, и я мог часами читать стихи, пересказывать страницы текста, сочинять и петь. Интересовал весь мир сразу: бежал от бабушки прямо под трамвай; почти не умея плавать, бросался в неведомое море на юге и т.д. В 4,5 я замолчал. Остался беззащитный один, как мама бросила. Вот так и без Бога.
Сижу. Смотрю в окно. Жена идет по тропинке. Думаю: куда это я пошел?
Не прощать обидчику – все равно как сердиться на какую-то вещь, что об нее стукнулся. Виноват всегда ты; но бывает так больно, что бьешь вещь или швыряешь ее об пол. Ну и что? Только руку зашиб или отскочила от пола и – по лбу! Обида – это адское состояние: нигде нет покоя.
Иногда целый день бегаешь, хлопочешь, по телефону разговариваешь – а ничего не сделал. А бывает, помолился коротко, но постарался от всей души с Богом пообщаться, сильно-сильно. Остальное время пролежал у речки, все на воду смотрел, и понимаешь неожиданно: а ведь сегодня не зря прожил, потрудился.
Пётр Мамонов (1951-2021)